алмата1

                                       

                                                         Коваль Леон

                                                Алма-Ата, Алма-Ата!

                                                             Часть 1

 

                                                 «...из  какого  сора»

Что-то  происходит,  и  ты  обращаешся  к  перу  и  бумаге(т.е. теперь  к  компьютеру, принтеру, сканеру), ты  вспоминаешь, сопрягаешь, анализируешь ... Возвращаются  имена  и  события  из  далекого  прошлого. Оказывается, что  какой-нибудь  забавный  экзамен  или  выходка  чудака-учителя  сохранились  в  памяти  лучше  недавних  происшествий. Это  свойство  памяти  стариков. Возможно, еще  один  признак  возраста  состоит  в  том, что  мало  читаешь  и  редко  перечитываешь  художественные  сочинения.

Русские  литературные  журналы  последнего  десятилетия, которые  стали  доступны  на  Земле  Обетованной  благодаря  Интернету, одарили  меня  новым  термином: Non  fiction – непридуманное. И  профессиональные, и  любительские  тексты  Non  fiction  в  журналах  последних  лет, принадлежащие  самым разным  людям,  оказались  наиболее  интересным  чтивом. Особенно, если  я  ощущаю  свою  причастность  по  содержанию, месту, времени (и/или)  к  описываемым  событиям.

Я  не  рискнул  процитировать  в  названии  вводной  главки  больше  слов из  двух  знаменитых  строчек  великой  петербурженки. Стараюсь писать  всего  лишь  грамотную  прозу. Существует  принципиальная  разница  между  поэзией  и  прозой: на  скрипке  надо  играть  только  очень  хорошо, потому  что  просто  хорошая  игра  этому  инструменту  не  подходит, а  на  пианино  порой  сгодится  и  удовлетворительное  исполнение. Так  говорил  Ильф. Сором  же, в данном  случае  сырьем,  служат  события  прошлого  и  поводы. Для  вводного  раздела, который, как  и  положено, составляется  после  того, как  основной  текст  написан, одним  из  поводов  послужили  опубликованные  в  «Неве», №11, 2003  воспоминания  ленинградца  Тумая  Арсеньевича  Вите  из  русско-латышской  семьи  большевиков-идеалистов  первого  призыва. Значительную  часть  своих  воспоминаний  88-летний  автор посвящает  Алма-Ате  31-33 годов. Читаю  и  сопоставляю: его  мать  командовала  пастеровским  институтом (потом  его  называли  противочумным), располагался  он  на  улице  Пастера (в  конце  80-х - переименована); жили  они  на  улице  Торговой (в  середине  30-х  названа  именем  Горького, на  этой  улице  мы  жили  во  время  войны; сейчас  улица, возможно, тоже  переименована);  у  семьи  друга  Тумая  ссыльный  Троцкий  снимал  дом (мне  показывали  этот  дом, простоявший  до  60-х, он  соседствовал  с  городскими  банями, находился  у  западной  ограды  парка  вокруг  кафедрального  собора, в  ту  пору  музея); ребята  с  собакой, оставленной  Троцким, ходили  на  охоту  в  Поганую  щель (это  название  прошло  мимо  меня; очевидно,  из  этой  щели  вытекает  речка  Поганка; там, где  Поганку  пересекает  проспект  Абая, находится  казахский  драматический  театр, очень  сильный, кстати; остряки  называли  его  театром  на  Поганке). И  т. д.

Казахский театр драмы им. М. Ауэзова 

В  сентябре  2003  года  из  Алма-Аты  мне  напомнили, что  после  нашего  выпуска (или поступления  в  Институт)  прошло  некоторое  число  лет, кратное  пяти. А  это  значит, что  настало  время  очередного  сбора  однокурсников. В  пору  активности  мы праздновали  обычно  в  апреле  до  начала  полевого  сезона.  Теперь  пенсионеры  решили  собраться  в  середине  мягкого  и  обильного  алма-атинского  сентября. Я  успел  по  Интернету  послать  поздравления  от  собственного  имени  и  от  имени  еще  двух  однокашников, проживающих  на  Святой  Земле,  и  в  ответ  получил  подробные  E-mail - отчеты  о  мероприятии. Однокашники  заранее  отметили  еще  одну  памятную  дату – 70-летие  Альма  Матер, которое  приходится  на  март  2004  года. А в следующем году Верному – Алма-Ате исполняется 150 лет. Все это  побудило  меня  изложить  собственные  воспоминания, главным образом,  об  Институте, профессии, родном  городе, в  котором  прожито  почти  50  лет  с  детства  и  до  порога  старости.

 

Как  геофизик  я, естественно, построю  свои  воспоминания  с  плановой  привязкой. Третьим  измерением  будет  время, эти  самые  полвека. Вспоминая  Институт  я  уделю больше  внимания  50-м, т.е.  годам  учебы. Томография  пласта  такой  мощности  и  заложения  не  может  быть  строго  точной. Неизбежны  наложения  и  анахронизмы. А  также  сознательные  спрямления  и  генерализация. Я  думаю – не  беда. Ошибки  (действительные  или  мнимые)  порождают  острую  реакцию  земляков-очевидцев, стремящихся  уличить  автора. А  значит  можно  рассчитывать  на  внимательное  прочтение.

К  плану  будут  привязаны  основные  узлы  повествования, а  также  сопутствующие  узелки  и  узелочки. Но  сначала, как  положено, дается  описание  обозначений, в  нашем  случае  аббревиатур, которые  встречаются  в  тексте  больше  одного  раза.

АГГЭ, КОМЭ

 

 

 АГМИ, КазПТИ, КазНТУ

 

АСОМ-АГС/ЕС

 

 

ВИРГ, КазВИРГ

 

ГРФ, ГФ, МФ

 

 

 

 

ЕГП, ЕГ, ЕНГ

 

 

 

ХАБАД

Стационарные  экспедиции: Аэрогеолого-геофизическая, Комплексная(Казахская) опытно-методическая. 

 

Названия  вуза: до  60-х Алма-Атинский  горно-металлургический  институт, до  90-х  Казахский  политехнический  институт  им. В. И. Ленина, в  настоящее  время Казахский  национальный  технический  университет  им. К. И. Сатпаева.

Автоматизированная  система  обработки  материалов  (аэро)геофизических  съемок  на  ЭЦВМ  ЕС. ЭЦВМ(не  прижилось) - электронная  цифровая  вычислительная  машина (компьютер). ЕС – компьютеры  Единой  Системы, соцлагерные  копии  IBM – 360/370.

 

Всесоюзный  институт  разведочной  геофизики  в  Ленинграде  и  его  казахский  филиал  в  Алма-Ате.

Три  факультета  АГМИ: геологоразведочный, горный,  металлургический. Отделения  на  геологическом  факультете  именовались  так: РМ – разведчики  месторождений(геологи  разных  направлений), РГ – разведчики-гидрогеологи, РФ – разведчики-физики (геофизики). К  сокращенному  названию  отделения  добавлялся  индекс – двузначный  год  приема, получалось  название  группы. Второй  индекс, если  нужно  было, указывал  номер  группы. Обозначения  групп  на  других  факультетах  не  помню  твердо, кроме  маркшейдеров(ГФ). Их  называли  ГГ – горные  геометры. Звучит, не  правда  ли?

В  вопросе  светской  идентификации  евреев  утвердился  либеральный  критерий  Краткой  Еврейской  Энциклопедии (на  русском  языке): хотя  бы  один  из  родителей  должен  быть  евреем. Обозначения  относятся, соответственно, к  густопсовым  евреям(автор, например),   галахическим (по  маме), негалахическим (по  папе). Галаха   есть  свод  еврейских  религиозных  установлений.

Название  влиятельного  религиозного  течения  в  иудаизме (более  точно – в  хасидизме), составленное  из  первых    букв (хет, бет  и  далет) слов, означающих  «мудрость, понимание, знание». Приверженцев  этого  течения  называют  хабадниками. (Современный  разговорный  иврит  позаимствовал  из  славянских(?)  языков  суффикс  «-ник». Например, киббуцник – член  киббуца, нудник – зануда).

 

                                                                   Кроки

Основная  ось  скелетной  схемы  Алма-Аты  моей  памяти  в  пределах  города  располагается  в  восточной  его  части. Стартуем  у  пикета  в  урочище  Медео  с  катком  и  противоселевой  дамбой. С  отметки  около  1700  м  над  уровнем  моря  мы  спускаемся  по  извилистой  дороге, поведение  которой  контролируется  течением  речки  Малая  Алма-Атинка. Движение  происходит  вдоль  проспекта  Ленина  от  его  трехзначных  номеров. В  момент  выхода  на  плоскую  наклонную  дневную  поверхность  конуса  выноса  направление  движения  станет  почти  строго  меридиональным - на  север. А  речка, которую  мы  не  раз  пересекали  выше, отодвинется  от  дороги  на  восток. 

По  правую  руку  от  дороги  располагаются  дачи  и  санатории  слуг  народа – самых  главных, их  близкой  челяди  и  челяди  помельче. А  по  левую  отметим  Высшее  погранучилище  КГБ, которое  последнее  время  часто  поминается  русским  телевидением: несколько  молодых  генералов – пограничников  и  таможенников, все  выпускники - алма-атинцы, стали  жертвами  криминальных  разборок.

В  этом  учебном  заведении  кафедрой  иностранных  языков  ведала  красивая  «англичанка»  Мира  Владимировна  Брофман  из  известной  в  Алма-Ате  семьи  вузовских  преподавателей  иностранных  языков. Ее  племяник  Шварцман  был  первым  офицером, возвращенным  в  80-м  в  Алма-Ату  из  Афганистана  в  виде  груза-200.

Справа  по  движению  отметим поселок  пивзавода, а  слева – фантом  антенного  поля (деревянные  опоры, растяжки – тонкие  стальные  канаты)  длинноволновой  радиовещательной  станции РВ-90. В  20-х  годах  едва  ли  не  весь  длинноволновый  диапазон  радиовещания  был  отдан  Советскому  Союзу. После  войны  интерес  к  длинным  волнам  был  утерян (если  не  считать  некоторых  геофизических  и  военно-морских  приложений). Идеологическая  борьба  переместилась  в  диапазон  коротких  волн.  А  поле  РВ-90  было  застроено  после  60-х.

 

├ -образное  пересечение  проспектов  Ленина ()  и  Абая(−)  находится  уже  на  уровне  800  м. От  старта  мы  продвинулись, примерно,  на  15  км. На  юго-западном  углу  перекрестка  в  начале  50-х  построили  главное  здание  Высшей  партийной  школы  со  шпилем. В  связи  с  объявленной  Хрущевым  борьбой  с  архитектурными  излишествами  шпиль  подвергся  обрезанию. Партийный  монастырь  для  зрелых  мужиков  из  начальственного  резерва  разместился  еще  до  войны  в  огромном  яблоневом  саду, тогда -  на  окраине  города.

Мы  вернемся (поднимемся)  по  Ленина  метров  на  300 (так  было принято  говорить  в  Алма-Ате: вместо  указания  направления  к  горам, на  юг – говорили  «поднимитесь»  или  «наверх», в  обратном  направлении – «спуститесь», «вниз»). Южной  границей  территории  партшколы  является  проспект  Сатпаева, который  от  проспекта  Ленина  уходит  на  запад. Сад  партшколы  постепенно  застраивался, в  80-е  удивило  новое  строение – безоконный  параллелепипед  партийного  архива.

По  Сатпаева  нам  важен  его, примерно,  2.5-км  отрезок, на  западную  границу  которого  перемещался  с  начала  60-х  КазПТИ. Посредине  этого  отрезка  находится  знаменитая  Новая  площадь, на  нее  с  возвышения  взирает  величественная  громада  ЦК. На Новой  площади  в  декабре  86  года  происходили  волнения, поводом  для  них  послужило  командирование  московского  назначенца  Колбина  на  пост  республиканского  начальника  вместо  Кунаева. Участвовали  в  демонстрациях, преимущественно, студенты-казахи. Теперь  понятно, что  именно  с  этого  события  и  начинался  последний  акт  грандиозной  трагедии  под  названием  «Российская  империя  СССР».            

                                    Здание ЦК на Новой площади

       Вид на горы и телебашню(371 м) со стороны новой площади(emporis.com)

Мы  вновь  на  ├ -образном  перекрестке. Отсюда  на  запад  уходит  проспект  Абая – широтная  магистраль, которая  с  50-х  все  удлинялась  и  удлинялась. Она  соединила  историческое  ядро  города  с  микрорайонами-новостройками,  алма-атинскими  Черемушками, расположенными  за  речкой  Большая  Алма-Атинка.

Справа  от  проспекта  Ленина (наше  движение – вниз, на  север)  стоит  монумент  национального  поэта  Абая, смотрящего  вдаль - вдоль  проспекта  своего  имени. А  за  его  спиной – местный  Дворец  Съездов, построенный  в  подражание  кремлевскому. Дворец  знаменит  тем, что  именно  на  его  сцене  в  70-х  во  время  концерта  моя  любимая (а  также - храбрая, отчаянная)  Алла  Борисована  рвала  и  топтала  местную  партийную  газету, обидевшую  примадонну.

Продолжаем  смотреть  на  восток-юго-восток - на  прилавки, окружающие  Алма-Ату. Над  прилавками  возвышается  Веригина  гора (потом  ее  стали  называть  Кок-Тюбе), на  ее  вершину  можно  добраться  в  вагончиках  подвесной  дороги. У  вершины  горы  установлена  железобетонная  игла  в  несколько  сот  метров  высотой  - последняя  версия  алма-атинской  телевизионной (и  радиовещательной)  башни.   

По  движению  справа  у  перекрестка  высится  25-этажная  гостиница  «Казахстан», а  слева – хоромы  объединения  «Казгеофизика»  и  Партполитпросвета. На  этом  месте  по  обе  стороны  проспекта  Ленина  и  находился  50  лет  назад  наш  родимый  АГМИ.

 

Задержимся  на  ├ -образном  перекрестке, чтобы  отработать  первую  непрерывную  широтную  ось  города  с  разветвлением. Через  км  с  небольшим  на запад  мы оказываемся  на  Т-образном  пересечении  проспектов  Абая  и  Коммунистического (до  56  или  61  года – проспект  Сталина). Здесь  находится  последнее  вместилище    республиканской  публичной  библиотеки – внушительное  здание, напоминающее  московский  городской  аэровокзал. Еще  три  км,  и  мы  у  сложной  развилки  с народным  названием  Тещин  Язык. По  пути  форсируем  две  небольшие  речки – Весновку  и  Поганку. Примерно  в  10  км  от  памятника  Абая  проспект  его  имени  форсирует  русло  речки  Большая  Алма-Атинка. По  северную  сторону  проспекта  устроено  искусственное  озеро  Сайран.

Если  от  Тещина  Языка  отвернуть  на  запад-юго-запад, то  окажемся  на  бывшем  загородном  шляху, который  соединял  когда-то  город  с  Большой  Алма-Атинской  станицей  и  далее  вел  к  подгорным  поселениям. Оказавшись  в  пределах  Алма-Аты  этот  шлях  приобрел  статус  улицы  или  проспекта.  И  название, которое  я  не  смог  вспомнить. От  Тещина  Языка  по  городу (также  преодолеваем  русло  Большой  Алма-Атинки)  и  за  городом  надо  проехать  километров  10  до  населенного  пункта, который   назовем  поселком  Илийских  геофизических  экспедиций. 

 

Движемся на север по Ленина. Примерно  через 700 м  от памятника Абая  проспект пересекается с  улицей  Калинина.

                   Гостиница "Алма-Ата" на улице Калинина. Сейчас ее связывает с отелем

                                        "Хайат"  на Мертвом море общий собственник

А  в  1.5  км  от памятника - со  второй  длинной  широтной  осью  Алма-Аты – улицей  Комсомольская. Она  уходит  далеко  на  запад  через  кварталы  пронумерованных  по-ленинградски  линий  до  села  Тастак, включенного  в  черту  города, повидимому, перед  войной. На  углу  Ленина  и  Комсомольской  располагается  фантом  самого  старого  здания  публичной  библиотеки, которую  основал  здесь  академик  Евгений  Тарле, попавший  у  Сталина  в  опалу  и  сосланный  на  восточную  окраину  империи  примерно  в  одно  время  со  Львом  Троцким.

К  пересечению  Комсомольской  и  Коммунистического  проспекта  мы  привяжем: 

Белый  дом, где  в  одиночестве  осталось  правительство  Казахстана  после  того, как  ЦК  съехало  «наверх»; 

площадь  Ленина  перед  Белым  Домом, на  ней  много  лет  до  появления  Новой  площади  проходили  демонстрации  трудящихся  и  военные парады;

контору  Казахского  геофизического  треста.

 

После  пересечения  с  Комсомольской  проспект  Ленина, по-существу, завершается, упираясь в парк (650 м  над  уровнем  моря), разбитый  вокруг  знаменитого  сейсмостойкого  деревянного  кафедрального  собора, построенного  в  начале  века  удивительным  местным  архитектором  Зенковым.

В  русской  советской (или  антисоветской)  литературе  зенковский  собор  отмечался  неоднократно. Когда  я  был  школьником  самых  младших  классов, парк  носил  имя  Федерации, а  в  конце  войны  его  переназвали  в  честь  28  героев-панфиловцев. 

Кроки  продолжаются  с  небольщим  смещением  на  запад:  выходим  из  парка  на  соседнюю  с  Ленина  улицу  Пушкина, которая утыкается  в  Ташкентскую  улицу  и  продолжается  Копальским (Красногвардейским)  трактом.

Улица  Ташкентская, возможно, самая  протяженная  широтная  городская  магистраль. На  западной  окраине  города  она  переходит  в  тракт, который  ведет  через  город  Фрунзе  в  региональную  метрополию – город  Ташкент, где  до  революции  была  резиденция  наместника. Колониальные  же  форпосты, вроде  Верного(потом  Алма-Ата), Пишпека (потом  Фрунзе), Каракола(потом  Пржевальск), служили  центрами  областей  Туркестанского  генерал-губернаторства. В  него  входила  южная  часть  современного  Казахстана.

Если  продолжить  движение  на  север  от  Ташкентской  улицы  по  Копальскому  тракту, то   через  километр  с  небольшим  минуем  завод  «Казгеофизприбор». А  еще  через  10  км (с  отворотом  на  северо-запад)  окажемся  у  железнодорожного  вокзала, который  многие  помнят  под  названием «Алма-Ата  Первая». Турксиб  пришел  в  Алма-Ату  в  конце  20-х. И  тогда же  город  сменил  верноподданническое  имя  и  стал  республиканской  столицей.

Итак, завершено  описание  почти  30-км  городской  оси  от  Медео  до  Алма-Аты-1. Следует  добавить, что  посредине  дистанции  между  Ташкентской  и  вокзалом  находится  развилка  у  пожарного  депо. Вторая  дорога  поворачивает  на  восток  и  ведет  в  главный  аэропорт. Он  находится, практически,  в  черте  города.

По  сюжету  воспоминаний  нам  необходимо  покинуть  город, двигаясь  строго  на  север  сперва  по  Копальскому  тракту, примерно, до  элеватора, а  потом  по  старой  николаевской  дороге. По  ней  ссыльный  Троцкий  ездил  охотиться  в  окрестности  города  Илийска (теперь  Капчагай), очевидно,  с  тем  псом, которого  он, отъезжая  в  заграничную  ссылку, оставил  приятелю  господина  Вите. В  начале  60-х местные  старики - семиреченские  казаки  вполне  доброжелательно  рассказывали  об  охотничьих  развлечениях  создателя  Красной  Армии. До  реки  Или  от  границ  современной  Алма-Аты  надо  ехать  километров  60. За  15-20  км  до  реки (теперь – водохранилища)  эта  дорога  приводит  в  большое  село  Николаевку, в  прошлом  казачью  станицу. В  Николаевку  во  время  казачьего  мятежа  комиссар  Фурманов (потом  писатель)  ездил  за  поддержкой  стоявшей  там  воинской  части. В  наше  время  в  пору  конфликтов  с  Китаем  вместо  казачьего  полка  там  расквартировали  авиационную  дивизию. Могучие  «Сухие»  регулярно  разминались  над  селом, направляясь  к  реке  Или  и  далее  к  китайской  границе.

В  Николаевке  дислоцировалась  мощная  Аэрогеолого-геофизическая  экспедиция(АГГЭ)  Министерства  геологии  республики.

Замкнем  узелок, начатый  радиостанцией  РВ-90, на  полпути  в  Николаевку. Слева  от  шоссе  в  нескольких  км  на  запад  в  50-х  было  построено  огромное  антенное  поле  с  десятком  металлических  вышек. Молва  утверждала:  это - главная  глушилка  региона.

 

Первая  городская  площадь (имени  Коминтерна), которую  я  помню, находилась  на  проспекте  Сталина (тогда)  за  пару  кварталов  до  его  пересечения  с  Ташкентской  улицей.  После  Ташкентской  проспект  Коммунистический  на  севере  упирается  в   площадь  у  вокзала  «Алма-Ата-2», которым  по  прямому  назначению, не  помню  когда, перестали  пользоваться. 12-километровая  ветка  от  первой  станции  была  построена  не  сразу,  затем  она  была  продлена  на  запад-юго-запад  до  многочисленных  заводов, появившихся  в  Алма-Ате  во  время  войны. Говорят, что  место  существовавшего  с  дореволюции  алма-атинского  кладбища  пришлось  по  вкусу  проектировщикам  второй  станции. Кладбище, понятно, ликвидировали. И  определили  ему  новое  место  на  Ташкентской  улице  примерно  в  3  км  на  запад  за  железнодорожными  путями  заводов.

В  начале  войны  в  город  прибыло  много  эвакуированных  евреев. И  на  территории  нового  кладбища  на  Ташкентской  был  выделен  для  нашего  брата  особый  квартал. Надгробные  сооружения  военных  лет  традиционны, снабжены  звездами  Давида, еврейскими(и  русскими)  письменами, часто  указывается  место  исхода  почившего. Послевоенные  могилы  становились  постепенно  более  советскими. Шли  годы, надгробия  военных  лет  разрушались. Новые  насельники (евреи  и  неевреи)  теснили  заброшенные  старые  могилы. Но были  и  исключения...

 

Отец  будущего  знаменитого  ребе  движения  ХАБАД  Менахема-Менделя  Шнеерсона  был  раввином  на  Украине. В  30-е  его  арестовали  и  держали  в  лагере  в  районе  Кзыл-Орды. В  43  году  раввина  отпустили – умирать, определив  на  жительство  в  Алма-Ату. Через  полгода  он  скончался. До  самого  конца  советской  власти  за  могилой  и  памятником  кто-то  ухаживал, содержал  в  порядке. А  в  перестройку  с  помощью  заграничных  хабадников  над  памятником  соорудили  усыпальницу.     

Поэт  сказал(цитирую – как  помню): «Два  чувства  равно  близки  нам, / В  них  обретает  сердце  пищу: / Любовь  к  родному  пепелищу, / Любовь  к  отеческим  гробам». Отеческие  захоронения  моей  семьи  находятся  в  считанных  метрах  от  усыпальницы  ребе.

 

Теперь  двинемся  от  Копальского  тракта  на  восток  к  истокам  Ташкентской  улицы. Здесь  на  моей  памяти  после  войны  всегда  располагалась  синагога. Религиозная  община  арендовала  какой-нибудь  старый  еще  верненский  дом  со  двором, обустраивала  его. Однако  периодические  антирелигиозные  компании  приводили  к  изгнанию  именно  иудеев  с  насиженного  места  под  каким-либо  градостроительным  предлогом, который  потом  никогда  не  осуществлялся. Община  старела, беднела  и  встретила  перестройку  в  совсем  уже  ветхой  избушке. Но  в  последние  советские  годы  осмелевшие  интеллигенты  сами  стали  заезжать  за  мацой, не  используя  для  этой  цели  безответственных  бабушек  и  дедушек.

С  Ташкентской  улицы  мы  отворачиваем(генерально)  на  северо-восток  и  въезжаем  в  городской  сегмент, который  в  просторечии  именовался  Малой  станицей. Попутно  пересекаем  русло  речки  Малая  Алма-Атинка. Малоалматинская  станица  вошла  в  границы  города  после  войны  благодаря  острому  желанию  местного  начальства  превратить  республиканскую  столицу  в  миллионник, которому  положено  метро. Станица  отмечена  в  русской  советской  литературе  описанием  уже  упомянутого  казачьего  мятежа  во  время  гражданской  войны. События  тех  лет  происходили  на  территории  крепости, окруженной  земляным  валом. Его  фрагмент  вдоль  нашего  пути  сохранился (или  возобновлен)  и  снабжен  памятным  знаком.

 

Путь  по  Малой  станице  завершается  развилкой. Одна  дорога на  восток  через  15-20  км  приведет  в  городок  Талгар - плацдарм  для  подготовки  альпинистских  подвигов  в  горах  Тянь-Шаня. В  Талгаре  размещается(-лась)  крупная  геофизическая (сейсмологическая)  база  московского  Института  Физики  Земли. Второй  рукав  северо-северо-восточного  направления  переходит  в  Кульджинский  тракт.

 

Казахский  филиал  Всесоюзного  института  разведочной  геофизики  был  построен  в   60-е  годы  на  выезде  из  Малой  станицы  на  1-м  километре  Кульджинского  тракта.

                                  

На снимке 2003 года во дворе бывшего КазВИРГа – ныне ОАО “Azimuth Energies Services”- на фоне «южного» основного  корпуса пронумерованы  шестеро  выпускников геофизической кафедры  КазПТИ – ныне сотрудников ОАО: по порядку  номеров - Тимур Кушербаев, Игорь Непомнящих, Александр Мащенко, Сергей Долгов, Слава Константинов, Владимир Гринбаум. Все  они, кроме  номера  2, были  (и/или) студентами, дипломниками, сотрудниками, аспирантами  автора.

 

На  большой  и  ухоженной  территории  среди  садов  и  полей  расположились  два  серых  четырехэтажных  здания  филиала  и  десяток-другой  строений  поменьше. На  рубеже   80-х  в  км  или  двух  от  КазВИРГа  появилась  дорога, повернув  на  которую  можно  было  добраться  до  аэропорта  с  восточной  стороны. По  этой  резервной  незагруженной  дороге  несколько  раз  проскакивал  на  одиноком  членовозе  без  помпы  и  охраны  долговязый  Димаш  Ахметович. Это  член  политбюро  Кунаев  торопился  в  Москву  на  срочную  передачу  власти. Радио  и  телевидение  уже  работали  необычно, и  мы  ждали  сообщение  об  очередной  исторической  кончине. История  набирала  обороты. И - грянула  перестройка!

Летом  91  года  сто  раввинов  ХАБАДа  со  всего  мира  собрались  в  Москве  и  на  чартерном  рейсе  перелетели  в  Алма-Ату. Посетив  могилу  праведника,  они  устроили  массовую  церемонию  с  участием  местных  евреев. У  горкома  партии  был  снят  просторный  зал  Политпросвета. На  авансцене  у  трибуны  с  советско-коммунистической  символикой  молодой  раввин  в  шляпе, раскачиваясь, вошел  в  резонанс  и  приступил  к  чтению  святых  текстов. За  ним  на  возвышении  сидели  в  несколько  рядов  почтенные  раввины, а  еще  выше  у  задника  сцены  нас  осенял  бюст  Ленина  с  атлетической  шеей. Со  мной  рядом  сидела  израильтянка – учительница  иврита. Она  все  повторяла: «Эйзе (какой)  сюр!». Так  я  узнал  теперь  общепринятое  сокращение  названия  художественного  направления – сюреализма (см. картины  Дали). В  это  же  время  я  пытался  привязать  себя  на  местности. Над  каким  фантомом  родного  института  50-х  годов  я  был  усажен  хабадниками: над  гаубицей  военной  кафедры  или  над  кабинетом  марксизма-ленинизма?

                                 

Сентябрь  1957, Сары-Озек, военные  сборы  перед  присягой. На  снимке  в  порядке  номеров  студенты  РФ-53  Юрий Кулешев, Борис  Пономарев,   Семен  Когай, Леон  Коваль. Не  помню, чтобы  я  хоть  раз  стрельнул  из карабина, а  в  день  стрельбы  из  пушек, точно  помню, – был  в  оцеплении. Так  что  и  из  гаубицы  тоже  не  пострелял. В  военный  билет  мне записали:  младший  лейтенант  запаса, командир  взвода  артиллерийской  разведки.

 P.S. Когда настоящий текст был размещен в Сети, из Нью-Йорка поступила рекламация от колеги-киевлянина и частично алма-атинца Овруцкого Исака Григорьевича. Он потребовал оснастить кроки картинками. Более того, он разыскал сайт "Прогулки по Алма-Ате"(infob.ru/ec/).  Мы с внуком Роном дисциплинированно процитировали из "Прогулок" 7 картинок. Спасибо авторам сайта и И.Г.

                                                         АГМИ: начало

Отмотаем  ленту  от  сего  времени  на  50  лет  назад. В  памятный  год, когда  помер  Усатый,  мне  было  17,  я  поступил  в  горный  институт  на  отделение  геофизики. Наш  институт  перенесли  в  Алма-Ату  в  34  году. Разместили  его  в  каркасно-камышитовых  и  деревянных(из  шпал)  сооружениях  заезжего  двора  управления  строительством  Балхашского  медеплавильного  комбината. Сперва  в  нем  готовили  гидрогеологов  и  геологов. Перед  войной  добавился  горный  факультет, а  во  время  войны – металлургический. В  49  году  на  геологическом  факультете  появилась  третья  специальность – разведочная  геофизика.

 

В  окрестностях  института  на  месте  нынешних  Дворца  и  памятника  бурлил  «хитрый»  базарчик, где  алчущие  мужчины, в  т.ч.  относительно  обеспеченные  горняки, могли  в  любое  время  утолить  жажду  в  розлив. И  проспекта  Абая, понятно, не  было. А  был  Головной  Арык, по  которому  из  Малой  Алма-Атинки  забиралась  поливная  вода. В  те  далекие  времена  орошение  многочисленных  садов, еще  имевших  место  даже  в  центре  города, осуществлялось  с  помощью  арыков, вытекавших  из  Головного.

К  53  году  территория  АГМИ  пополнилась  кирпичным  двухэтажным  зданием  на  западной  стороне  проспекта - корпусом  2. В  нем  забили  парадное  и  из  вестибюля  выгородили  читальный  зал  библиотеки. По  ту  же  сторону  проспекта  Ленина  размещались  учебные  аудитории, профильные  и  марксистско-ленинские  кафедры, геологические  музеи  и  (в  подвалах)  научные  лаборатории. Военно-артиллерийская  кафедра, которой  командовал  генерал  Касаткин, оккупировала  часть корпуса  2; бывшую  конюшню  во  дворе  оштукатурили, в  нее  завели  122  мм  гаубицу.

Во  втором  корпусе  находился актовый  зал(аудитория  2-14), который  использовался  для  поточных  лекций, комсомольских  собраний  и  культурных  мероприятий. На  восточной  стороне  там, где  сейчас  высится  гостиница, помещались  ректорат, библиотека, столовая, общежития, некоторые  научные  лаборатории, кафедры  химии  и  иностранных  языков. Дощатые  многоочковые  удобства  находились, естественно,  на  свежем  воздухе.

 

Весь  прием  в  50-е  годы  составлял  15  учебных  групп  по  25 человек  в  каждой – по  6  групп  на  геолого-разведочном  и  горном, 3 – на  металлургическом. Т.е.  всего  студентов  в  институте  было  меньше  2000. Пройдет  лет  10-12  и  институт, став  политехническим, разрастется: только  принимать  в  него  каждый  год  будут  больше  2000  студентов. А  потом  он  начнет  размножаться  почкованием:  из  него  выделятся  энергетический  и  архитектурно-строительный  институты.

Маленький  институт, убогое  оснащение, жалкая, вроде  бы, картина... Ан, нет. 50-е  и  60-е  были  лучшими  годами  Института. Довоенные  пятилетки, репрессии, война  и  эвакуация  создали  в  институте  очень  сильный  слой  профессоров. И  нас  учили  хорошо.

На  металлургическом  факультете  тон  задавали  профессора  Пономарев   и  Аветисян , оба  члены  республиканской  Академии (я  стараюсь, более  того – мне  вкусно, называть  своих  персонажей  по  имени-отчеству, увы – память  подводит). Примерно  в  55  году  Аветисяна  убили  грабители  в  его  квартире. Небось  решили: «Профессор, академик, армян – богач ...». Несомненно  очень  мощным  ученым  был  Пономарев. К  тому  же  он  был  любимым  персонажем  сочувственных  русских  баек  благодаря  ярко-лиловому  бугристому  носу. Сказывали, что  лекции  он  начинал  обычно  вяло  и  невнятно (дома  за  ним  следили), но  затем  то  и  дело  удалялся  за  перегородку, понемногу  лечился  и  доводил  качество  преподавания  до  самого  высокого  уровня.

На  горном  факультете  постоянно  кипели  страсти  из-за  противостояния  двух  профессоров  и  членов  республиканской  Академии – Попова  и  Бричкина  Александра  Васильевича. Лагеря    рекрутировали    сторонников  и  на  других  факультетах. Поэтому  диссертанты  во время  защиты  на  объединенном  институтском  Совете  нередко  становились  жертвами  непрекращающейся  гражданской  войны.

Попов  получил  высшее    образование  еще  до  революции. Он  любил  вспоминать  свою  роскошную  жизнь  в  царское  время  в  качестве  едва  ли  не   единственного  горного  инженера  на  среднеазиатских  угольных  копях, обеспечивавших  топливом  Туркестанские  железные  дороги. Сам  помню, а  может  рассказывали – и  я  запомнил, как  он  завалил  защиту  одного  бричкинского  соискателя  по  теме,  связанной  с  пожаробезопасностью  на  шахтах  Караганды, всего  одной  фразой: «Надо  же, 50  лет  прошло, а  все горим!». А  другого – крепкого  физика, механика, но  не  горного  инженера – сбил  с толку  «пустяковым»  вопросом: «Дайте  определение  понятия  горная  порода!» Нечлен  партии, подчеркнуто  аполитичный,  он  в  то же  время  был  сильнее  Бричкина  в  околонаучных  играх, авторитетнее  его  у  местных  администраторов. К  тому  же  в  отличие  от  противника  он  был  действительным  членом  Академии. В  описываемое  время  он - несомненно  крупный  инженер  - не  был  уже  активным  ученым, скорее – созерцателем и  понимателем. И  в  этом  тоже состоит  уважаемая  функция  ученого  на  закате  карьеры... 

Бричкин  же был идейным  коммунистом - партийцем  чуть  ли  не  с  дореволюции. Диплом  о  высшем  образовании  получил  в  двадцатые  годы, в  тридцатые – несколько  лет  стажировался  на  западе, в  т.ч.  в  Америке. В  его  конфликте  с  Поповым  просматривалось  продолжение  идеологических  пореволюционных  битв. Следует  признать, что  в  организационно-научном  плане    Бричкин  был  куда  продуктивнее  своего  противника  и  ровесника. В  горном  деле  не  так  много  чистокровно  собственной  науки. Успех  достигается  на  стыках  научных  областей, процессов  и  приложений. Бричкин  был  чуток  к  новым  идеям  и  привлекал  в  свои  лаборатории  разнообразных  смежных  специалистов, поощрял  изобретателей. Для обработки  (и  разрушения)  горных  пород  у  него  были  сконструированы  первые  плазменные  горелки.  Уже, верно, мало  кто  помнит, что  фасад  массивного  постамента  памятника  Абая, сложенного  из  блоков  красноватого  гранита,  бы  заглажен (оплавлен)  сотрудниками  Бричкина  с  помощью  этих, еще  опытных, горелок.    

В  институте  вполне  успешную  карьеру  делал  вальяжный  красивый  металлург  с  забавной  для  «русскоязычного»  слуха, как-бы  из  Достоевского,  фамилией  Букетов, образованной, повидимому, из  ласкательно-уважительной  формы  казахского  имени. С  должности  проректора  у  нас  он  был  назначен  ректором-основателем  второго  в  Казахстане  университета – в  Караганде. Букетов  был  за  Попова  и  владел  словом (на  комплименты  его  русскому  языку  он  отвечал: «Ах, какой  казах – не поэт?»).  Он  первым  уловил  литературные, сатирические  возможности  в  конфликте  двух  ученых. В  повести, опубликованной  в  республиканском  литературном  журнале  «Простор», Букетов  весьма  несимпатично  изобразил  Бричкина  под  фамилией  Каретников (проректора  по  науке,   металлурга  Сушкова  обозвал  Баранкиным, кажется). Был  скандал, оскорбленные  жаловались  в  ЦК, изображенные  симпатично  и  также  узнаваемо  скромно  отводили  глаза, а  остальные – с  удовольствием  хихикали.

 

                                                      Актуальное  отступление

Настало  время  обратиться  к  актуалиям  и  дать  некоторые  пояснения. Любимым   спортом  евреев  является  выяснение:  еврей  или  нет  тот  или  иной  известный  человек. Популярный  русско-еврейский  интернет-сайт  sem40.ru, созданный  российским  газетным  магнатом, в  прошлом  алма-атинским  журналистом  Борисом  Гиллером, «пошел  навстречу  пожеланиям  трудящихся»  так: более  или  менее  подробные  сведения  содержатся  в  разделе  «Наши  люди», а  оперативная  идентификация – согласно указания: «На  нашем  сайте  фамилии  евреев  выделяются  синим  цветом». Почему – синим? Полагаю: из-за  цветов  национального  флага – бело-голубого. В  иврите  слово  «кахоль»  означает  и  синий, и  голубой. Но  слово  «голубой»  в  русском  языке  теперь  совершенно  скомпрометировано. Экранные  оттенки  синего  и  голубого  отличить  трудно. И  в  сети  уже  встречаются  шуточки  по  поводу  «голубых  евреев»  сайта  sem40.ru.

Евреями(см. обозначения) считаются  дети  евреев. Изредка, в  особо  приятных  случаях  и  при  условии, что  персонаж  сам  настаивает  на  своем  еврейском  происхождении, сайт  окрашивает  в  синий  цвет  имена  внуков  евреев. Т.е.  принимает  норму  израильского  закона  о  возвращении. Таковым  является  английский  футболист  Дэвид  Бекхэм, красавец  и  джентльмен. Увидел  я  недавно  по  телевизору  повтор  голевых  моментов  игры  «Реала»  в  европейском  турнире, в  т.ч.  удивительный  по  красоте  и  точности  пас  Бекхэма  партнеру  с  дистанции  метров  50  на  выход  один  на  один  с  вратарем. Увидел, испытал  «чувство  национальной  гордости  великоевреев» и  осознал, почему  за  Бекхэма  такие  деньги  платят.

                             

                         Бекхэм  и  Сима Исаковна Коваль. Лондон, июль 2002

 

А  кроме  того  понял, почему  шумная  и нервная  израильская  футбольная  торсида  обожает  вратаря  Александра  Уварова, совсем  не  еврея, но  уже  стойкого израильтянина. И  тоже  красавца  и  джентльмена. Это  род  любви  к  своему, к  объекту  с  качествами, которых  не  достает  субъектам. В  собственной  профессии  я, формалист – геофизик, восхищаюсь  художественными  натурами - геологами, которые  отлично  от  нас  мыслят.    

 

Предыдущий  абзац  был  отступлением  в  отступлении. Структура  повествования  типа  «а  кстати», которую  справедливо  высмеивал  Марк  Твен, все-таки  кое  у  кого  находит  замечательное  воплощение. Например, у  моего  любимого  Фазиля  Искандера. Я  же  приношу  извинения  и  возвращаюсь  в  основную  струю.

Выше  была  описана  склока  ученых  «республиканского»  масштаба, русских, но  с  женами-еврейками. Подобным  слабостям, увы,  подвержены  и  научные  небожители - евреи-нобелиаты (в  следующем  ниже  примере – с  русскими  женами). Причем  некоторые  из  них  не  стесняются  выяснять  отношения  между  собой  и  с  Россией – матушкой  чуть  ли  не  во  время  нобелевских  лекций.

Нобелевские  церемонии  2003  года  освещал  на  НТВ  блестящий  журналист Павел Лобков. Российский  физический  бенефис последних  лет не  завершился  премией  академика  Жореса  Ивановича  Алферова (ЕГ)  конца  прошлого  тысячелетия; он  с  двумя  американцами  поделил  тогда  нобелевский  миллион. Через  три  года  миллион  за  сверхпроводимость  и  сверхтекучесть  снова  поделили  три  физика: россиянин, академик  Гинзбург  Виталий  Лазаревич (1916  г. р., ЕГП), американец Энтони  Леггет   и  руссоамериканец (после  91  года), академик  Абрикосов  Алексей  Алексеевич(1928, ЕГ). Лобков, который, повидимому, в  sem40.ru  не  заглядывает, построил  свои  репортажи  из  Стокгольма  на  противопоставлении: еврей  Россию  не  покинул, ее  достойно  представляет; русский(т.е.  Абрикосов)  приему  в  российском  посольстве  как  гражданин  США  предпочел  торжество  в  американском, на  контакты  с  московским  телевидением  не  шел. Более  того, Алексей  Алексеевич  позволил  себе  публично  попинать  старшего  коллегу, обозвав  его  популяризатором. Я  надеюсь, что и  острый  на  язык  Виталий  Лазаревич  в  долгу  не  остался. 

Из  досье  ученых  в  sem40.ru  следует такая  гипотеза. Свои  работы  по  сверхпроводимости  Гинзбург  совершил  значительно  раньше  соавтора, который  моложе  его  на  12  лет. Потом  у  Гинзбурга  в  перечне  работ  по  более  или  менее  открытой  тематике  зияет  пауза  в  20  лет, когда  он, что  называется, «ковал  ядерный  щит  страны»  в  районе  города  Горького (знающие  люди  утверждают, что  его  вклад  в  создание  водородного  оружия  равнозначен  сахаровскому). Перечень  же  работ  Абрикосова  по  многим  разделам  чистой  физики  в  50-е – 60-е  годы  куда  более  впечатляющий.  В  66  году  оба  ученых (не  знаю -  по  общим  или  раздельным  спискам) получают  Ленинские  премии. А  Гинзбурга, наконец, явно  с  учетом  работы  на  Средмаш,  избирают  в  действительные  члены  АН СССР. Гинзбургу – 50  лет, поздновато  для  физика - теоретика  такого  уровня, но, в  общем, терпимо. В  этот  момент  Абрикосову  38, самое  время, чтобы  стать  академиком. Увы, он  не  проходит. Его  пропустят  уже  во  время  перестройки, когда  ему  будет  около  60. Абрикосов  оскорбления  не  простил  и  через  три  года  свалил  в  Америку.

После  войны  послом  Швеции в  Москве  лет  20  или  даже  больше  был  г-н  Сульман. Последние  годы  его  сын-москвич  Михаэль  является  гендиректором  Фонда  Нобеля. Лобков  поинтересовался  у  молодого  Сульмана, почему  сильные  русские  физики  так  долго  до  Алферова  не  получали  нобелевских  премий. Среди  прочего  Сульман  сказал, что  русские  ученые  никогда  не  выдвигают  своих  на  премию. Вот  так ...

Русские, подобно  евреям, умеют  посмеяться  над  собой. Процитируем  два  анекдота  по  теме(от  противного): «У  соседа  корова  сдохла. Казалось  бы, что – мне. А  все-таки  приятно»; «-Петро, ты  в  тюрьме  сидел? –Да! А  ты  Семен? –И  я  сидел. А  Иван  не  сидел. Давай  его  посадим!»

 

                                                     Корифеи  геологии

В  Алма-Ате  на  моей  памяти  было  два  действительных  и  один  член-корреспондент  союзной  Академии. Астрофизик  Фесенков  имел  высокий  международный  авторитет  и  привлекался  власть  придержащими  к  космическим  делам. От  него  не  позже  55  года  на  публичной  лекции  в  Алма-Ате  мы  услышали  довольно  точное, как  потом  выяснилось, расписание  освоения  Советским  Союзом  космического  пространства  на  ближайшее  десятилетие. (Про  стоящие  уже  на  вооружении  межконтинентальные  баллистические  ракеты  нам  поведал  в  том  же  году  преподаватель  военной  кафедры  полковник  Бузинский). Член-корреспондент  и  тоже  славный  в  прошлом  астрофизик  Тихов  в  старости  чудил, на  полном  серьезе  объявив  себя  основателем  новой  науки – астроботаники. Он  утверждал, что  на  Марсе  существует  растительность, т.к.  якобы  смог  зафиксировать  сезонную  смену  окраса  планеты.

Другой  союзный  академик  Каныш  Имантаевич  Сатпаев  сыграл  ключевую  роль  в  изучении  геологии  Казахстана. Он  возглавлял  республиканскую  Академию  Наук  первые  10  лет  после  ее  основания  в  45  году, а  до  своей  кончины – Геологический  Институт  АН  КазССР(ГИН).

Сатпаев  получил  высшее  геологическое  образование  в  Томском  университете  и  с  середины  20-х  годов  занимался  практической  геологией  в  Казахстане. В  20-е  и  30-е  годы  в  республике  сформировалось  сильное  сообщество  геологов-поисковиков  и  картировщиков, в  основном, воспитанников    ленинградских университета  и  горного  института, а  также  томского  университета. Именно  эти  люди  во  время  войны  смогли  решать  срочные  задачи  по  возмещению  утраченых  месторождений  цветных  и  редких  металлов. 

Создавая  геологический  институт  и  отделение  геологии  в  Академии  мудрый  Каныш  строил  кадровую  политику  строго  на  основе  квалификации  и  профессиональных  заслуг. При  этом  значительная  часть  академических  профессоров  и  членов  академии  совмещала  свою  работу  в  ГИНе  с  преподаванием  на  геологическом  факультете.

В  геологии  не  существует  четкой  границы  между  наукой  и  производством. Всё  есть  наука, включая  практику  съемок  и  поисков. Почти  вся  территория  Казахстана, около  2  миллионов  квадратных  километров  открытых  и  полуоткрытых  рудоносных  провинций,  стала  огромной  естественной  лабораторией  для  научного  прогноза  и  поисков. В  50-60  годы  Алма-Ата  была  имперским  лидером  в  рудной  геологии.

Многочисленные  профессора  геолого-разведочного  факультета – все  до  одного – были  личностями  незаурядными, у  каждого - славное  геологическое  прошлое,   активное  настоящее, а  некоторые  из  них  являлись  артистами  по  жизни. Последнее  (необязательное) качество  для  хорошего  лектора  - полезно. Почти  о  каждом  из  профессоров  ГРФ  можно  вспомнить  что-нибудь  забавное, смешное, трогательное.

 

Начну  с  Георгия  Цараевича  Медоева - члена-корреспондента  АН, лауреата  Ленинской  и  Государственной  премий. Он не  счел  необходимым  тратить  время  на  оформление  докторской  степени, звание  профессора  получил  без  оного. По  национальности  осетин-христианин, по  образованию  и, я  бы  сказал, воспитанию – ленинградец. Герой  студенческих  баек  и  легенд. К  деятельности  преподавателя  и  воспитателя  относился  в  высшей  степени  ответственно. Нам  он  читал  на  первом  курсе  вводную  дисциплину  «Общая  геология». Приучал  разгильдяев-студентов  здороваться  с  преподавателями  простым  методом: всегда, если  не  удавалось  его  опередить, низко  кланялся  первым. А  на  лекции  объяснял  свои  действия  так: «В  этом  деле  нет  старого  и  молодого, начальника  и  подчиненного, учителя  и  ученика. Меня  в  Ленинграде  мой  учитель  профессор  такой-то  приучил, что  первым  здоровается  умный!»

За  первой  весенней  сессией  положена  недельная  геологическая  экскурсия. Медоев  организовал  ее  с  размахом, вытащив  больше  сотни  студентов  в  ущелье  Большой  Алма-Атинки  и  затеяв  переход  к  Иссык-Кулю. От  Большого  Алма-Атинского  озера, где  на  теневой  стороне  и  в  июле  могут  висеть  сосульки, мы  должны  были  пройти  заснеженный  перевал  на  пути  к  цели.

                                

                                             Большое Алма-Атинское озеро

 

Используя  академические  ресурсы,  он  мобилизовал  своих  научных  сотрудников  и

вьючную  кавалерию(студенты  деревенского  происхождения  умели  обращаться  с  лошадьми, правда  не  в  таких  экстремальных  условиях), а  на  одной  лошадке, как  Кутузов, ехал  Сам – невысокий, громоздкий  и  в  тяжелых  ортопедических  башмаках.

Мы  добрались  до  снежных  языков  на  каменных  осыпях. И  тут  лошади  с  вьюками  стали  скользить  и  падать – вниз  по  склону. Пришлось  гордому  кавказо-ленинградцу  отдать  распоряжение  о  возвращении  с  полпути. Мы  стали  лагерем  пониже  и  завершили  экскурсию,   попытавшись  как-то  задокументировать  предложенные  нам  обнажения.

 

Яркий  Георгий  Цараевич  был  воплощением  романтической  составляющей  геологической  специальности  и, конечно, профессионального  успеха. Профессор  Сергиев  являл  пример  широко  эрудированного  интеллигента, по-моему, тоже  ленинградского  розлива.  Высокий, худой (комплекцию  таких  людей  называют  теловычитанием), картавый. Нам  он  читал  кристаллографию, которая  принадлежит  и  геологии  и  физике, – первый  предмет  в  триаде  дисциплин, включающей  в  себя  также  минералогию  и  петрографию. Не  помню  от  кого  я  запомнил  тему  его  докторской  диссертации : «Эффузивы  Казахстана». Такая  основополагающая  работа  могла  случиться  только  в  эпоху  великих  казахстанских  геологических  открытий   30-х– 40-х  годов, напоминающую  эпоху  великих  географических  открытий  15-17  веков. После  смерти  Сергиева  его  кафедру  возглавил  сильный  ученый  Монич , а  после  него  Екатерина  Александровна  Анкинович – тоже  профессор  и  лауреат  госпремии. Екатерина  Александровна  была  весьма  удачливым  минералогом. Она  обнаружила  двузначное  количество  новых  минералов, получивших  после  строгой  внешней  проверки  официальное  подтверждение. Ее  рекорд  в  новейшее  время  никем  в  бывшем  Союзе, а  может  и  в мире,  не  побит.

 

На  съемочную  практику  после  четвертого  семестра  наш  курс  повезли  в  Северный  Казахстан  на  железорудное  месторождение  Атансор. Возглавил  путешествие  лично  завкафедрой, профессор, член  академии  и  прочее, и  прочее  Шлыгин  Евгений  Дмитриевич . Мы  стали  лагерем  у  околицы  стационарной  партии, которая  вела  разведку  месторождения. Его  открыл  еще  в  20-е  годы  сам  Е. Д. – первый  геолог, совершавший  в  этой  местности  региональный  маршрут. Шлыгин  обладал  талантом  рассказчика  и  владел  завидной  литературной  речью. Вспоминая  тот  памятный  маршрут, он  щедро  поделился  своим  успехом  с  копытами  оступившейся  лошади, на  которой  перемещался  по  мелкосопочнику.

На  эту  практику  Е. Д.  вывез  полкафедры. С  нами  был  и  академик  Иван  Иванович  Бок . Возвращаясь  с  маршрута  в  послеполуденный  зной  мы  часто  видели  как  два  старичка (55-56  лет!)  посиживали  в  тени  от  палатки. И. И.  собирал  нас  на  пригорке  в  конце  дня  и  излагал  теории  образования  рудных  месторождений. Я  запомнил, что  это  были  не  строго  геохимические  обоснования, а  скорее  физические. Для  объяснения  некоторых  процессов  он  привлекал  неожиданные  источники, например  теорию  хлебопечения. 

Мне  не  пришлось  более  сталкиваться  с  И. И. Специалисты  же  отзывались  о  нем  в  превосходных  выражениях. И  добавляли (согласно  русской  сочувственной  традиции), что  он  преуспел  бы  больше, если  бы  оставался  преимущественно  фон  Боком, нежели  Иван  Иванычем, энергично  закладывавшим  за  воротник.      

Через  пару  семестров  Евгений  Дмитриевич  читал  геофизикам  курс  «Геологии  СССР». Он  написал  и  неоднократно  издавал  в  Москве  замечательный  учебник, который  в  Союзе  был  признан  основным. История  сыграла  злую  шутку  с  предметом, обобщающим  геологическое  строение, тектонику,  полезные  ископаемые  1/6  части  суши  планеты  и  прибрежного  мирового  океана. Если  теперь  в  России  читают  курс  «Геология  России», то  в  нем, по  определению,  нет  раздела  по  стратиграфии  цетрально-азиатских  дуг. А  я  на  этом  вопросе  подзалетел, сдавая  Шлыгину  экзамен.  

При  наличии  хорошего  учебника  Е. Д.  легко  поддавался  на  провокации  студентов  и  охотно  предавался  в  аудитории  воспоминаниям  о  своей  студенческой (в  Томске)  и  геологической  молодости. Он  так  и  не  вышел  на  лекциях  за  пределы  первой  огромной  темы  по  Русской  платформе. Вот  одна  его  байка  под  названием  «С  интернациона-а-а-алом ...» .

Красные  выбили  Колчака  из  Томска. Временами  студентов  ставили  под  ружье. Революционный  военрук  требовал  петь  на  марше  «Интернационал». Но  он  и  сам  не  знал, что  это  такое. Он  решил, что  надо  петь  «С  винтерканалом  воспрянет  род  людской». Т.е. разрушать  мир  насилья  надо  с  винтовкой. Логично. 

Е.Д. любил  геофизику  и  геофизиков, доверял  им, наивно  полагая, что  это  умный  народ. Своего  старшего  сына  он  определил  в  геологию, а  дочь  Злату – в  геофизику. Сын  Шлыгина  был  успешным  рудничным  геологом. И  попал  под  обрушение  кровли  горной  выработки, у  него  был  сломан  позвоночник. Младший  Шлыгин  сумел  продолжить  работу  в  геологии  как  ученый.

Свою  огромную  квартиру  в  знаменитом  академическом  доме, построенном  военнопленными  немцами  и  японцами  неподалеку  от  собора  архитектора  Зенкова,  Шлыгин  разделил  между  семьями  сына  и  дочери. Сам  же  приобрел  большой  крепкий  дом, сооруженный  из  неохватных  тянь-шанских  елей  еще  до  революции. Фазенда  Шлыгина  находилась  на  берегу  Малой  Алма-Атинки  выше  поселка  пивзавода. Понятно, что  малолетние  внуки  постоянно  паслись  у  деда  с  бабушкой. Однажды  мои  приятели  стали  свидетелями  эпизода, который  можно  назвать  «Любимый  галстук  Шлыгина».

Е. Д. вышел, направляясь  на  работу. Перед  домом  внуки  катались  с  горки  на  санках. Шлыгин  обратил  вниманию  на  веревку, за  которую  мальчишки  таскали  санки. «О, - сказал  он, - вот  он  где, а  я  его  долго  искал!» Отвязал  галстук  от  санок, повязал  под  пальто  и  отправился  в  полной  форме, скажем, в  Академию  Наук.  

 

Почти  все  наши  профессора  одевались в  той  или  иной  степени  небрежно. Безукоризненно  элегантным  был  Георгий  Леонтьевич  Кушев, заведывавший  кафедрой  методики  и  техники  разведки. И  он  обладал  еще  одним  редким  качеством: бывший  ленинградец  мог  по-французски  изъясняться. Геологические  успехи  Г. Л.  связаны, в  основном, с  изучением  Карагандинского  бассейна. Г. Л. был  первым  сотрудником  факультета, которого  пустили  в  обычную  экскурсионную  поездку  по  Италии. Было  это  в  конце  50-х, очень  вновинку. Поэтому  на  факультете  организовали  отчет  Г.Л. о  путешествии. Народу  набилось  много. Ждем, что  он  расскажет  нам  о  загнивающем  Западе. Профессор  излагает, примерно, так: «Из (предположим) Неаполя  мы  ехали  автобусом  по  проложенной  первоначально  еще  Древним  Римом  дороге. Интересно, что  значительная  ее  часть  проходила  строго  вдоль  границы  смены  фаций  молодых  интрузивов. Справа  от  дороги  легко  можно  было  распознать  мелкозернистые  пестроцветные  граниты  типа  тех, что  у  нас  там-то, а  слева  - серые  сиениты, подобные  нашим  казахстанским  в  таком-то  месте». Зал, разумеется, грохнул. Но  я  не  уверен, что  это  была  преднамеренная  шутка.

Через  несколько  лет  уже  Е.Д.  отправился  как  научный  турист  на  всемирный  геологический  конгресс  в  Копенгаген. От  участников  официальной  делегации  туристы  отличались  тем, что  выкупали  свои  путевки, жили  и  питались  не  так  комфортабельно. Еще  Ильф  и  Петров  высмеяли  отчеты  советских  путешественников  на  Запад  знаменитой  фразой: «Рабочих  кварталов  (пусть)  Копенгагена  мне  посетить  не  удалось, но ...». И  т.д. Евгений  же  Дмитриевич  вышел  из  положения  и  продемонстрировал  свой  патриотизм  так: «Мы  жили  в  скромном  студенческом  общежитии  по  двое  в  комнате  рядом  с  отелем, где  шел  конгресс  и  где  разместились  официальные  члены  делегаций. Кормили  нас  в  том  же  ресторане, но  в  зале, где  подавали (за  копейки)  разогретые  блюда, оставшиеся  со  вчера. Все  вкусно  и  доброкачественно. Но! На  дессерт  нам  давали  дыню. Скажу  я  вам, это  нечто  невозможное. Никакого  сравнения  не  то  что  с  туркестанской  дыней, а  и  с  простой  семиреченской  «колхозницей»!».  

Перед  защитой  диплома  мне  пришлось  в  первый  раз  навестить  его  дома. Он  подписал  мне  геологический  лист  проекта. Что-то  ему  еще  не  нравилось, но – вздохнул  и  подписал.

 

На  груди  декана  Степана  Герасимовича  Анкиновича, принимавшего  абитуриентов накануне  1  сентября  53  года,  блестели  две  лауреатских, тогда  еще  сталинских, медали. Одет  он  был  в  светлый  костюм, голова  обрита  «под  Котовского», темные  глаза, черная  «шкиперская»  борода, безусая  верхняя  губа. Командирская  уверенная  речь. Разумеется, на  нас, зеленых, он  произвел  сильное  впечатление. И  оно, это  впечатление, нас  потом  в  течение  десятилетий  не  обмануло. Наоборот.

С.Г. с  женой  Екатериной  Александровной  закончили  институт  в  Ленинграде  и  были  отправлены  на  работу  в  восточный  Казахстан  за  несколько  лет  до  войны. Одно  общее  лауреатство  они  заработали  за  полиметаллическое  месторождение  на  Алтае, а  свою  вторую  медаль  С.Г. получил  за  поиски  радиоактивного  сырья. Работая  в  конце  сороковых  с  рудным  каменным  материалом С. Г. прихватил  дозу. У  него  обнаружились  симптомы  лучевой  болезни, о  которых  он  счел  нужным  нам  поведать, читая  лекции  по  «Полезным  ископаемым». На  счастье, процесс  не  зашел  далеко, Анкинович  востановился, но  шевелюру  свою  не  сохранил. Подозреваю, что  горюя  по  ней  он  и  сочинил  свой,  как  теперь  говорят, «имидж». Лет  через  10-15  профессор  бороду  сбрил, а  на  голове  стал  носить  то, что  осталось.

Яркую  натуру  С.Г.  я  бы  назвал  импрессионисткой. Впечатляли  его  лекции, когда  он  без  бумажки  расписывал  страшно  длинные  химические  формулы. Потом  уже  я  понял  маленькую  хитрость  земляка-белоруса  моей  мамы(оба  из  славного  города  Мозыря): в  этих  формулах  он  длинно  перечислял (через  запятую, в  скобках) обозначения  замещающих  металлов – калий, натрий, магний  и  т.д.  до  многоточия.

С  начальством  авторитетный  геолог  держался  подчеркнуто  независимо, а  у  себя  на  кафедре, куда  я  впоследствии  любил  заглядывать, установил  демократические,  товарищеские  отношения. Не  скрою, что  меня  С.Г.  подкупил  еще  одним  своим  поступком, совершенным  во  время  лекции (было  это, напомню, в  56  или  57  году, когда  филосемитизм  очень  не  поощрялся).  Он  рассказал  нам  откуда  родом  Анкиновичи. После  японской  войны  домой  вернулся  его  дядя – полный  георгиевский  кавалер. Вокруг  все  знали, что  демобилизованный  фельдфебель  очень  большой  человек: он  имел  право  сидеть  в  присутствии  царя-батюшки или  еще  что-то  вроде  этого. В  Мозыре  занимался  еврейский  погром, а  местные  «силовые  структуры», естественно,  испарились. Отставник  нацепил  все  свои  награды, вышел  к  толпе  и  разогнал  ее.

 

Судьба  профессора  Вениамина  Федоровича  Беспалова, пришедшего  на  факультет  в  конце      50-х,  характерна  для  геологов, завершавших  обучение  в  конце  30-х. В  Казахстан  он  приехал  на  преддипломную  практику  из  Ленинграда  за  два-три  года  до  войны. Ему  оставался  один  учебный  семестр  и  дипломное  проектирование. В  Казахстане  его  сразу  поставили  на  самостоятельные  съемочные  работы, а  осенью  в  институт  не  отпустили. Потом  была  война, фронт, тяжелое  ранение.  В. Ф. вернулся  домой – в  Казахстан. Высокий  мужик  с  располагающей  русско-варяжской  внешностью – он  всю  оставшуюся  жизнь  передвигался  с  трудом  и  при  этом  регулярно  выезжал  на  полевые  ревизионные  работы, т.к. занимался  обобщающим  картосоставлением. Геологическое  картирование  не  обладает  топографической  точностью, каждый  съемщик  располагает  нестрогой  и  ограниченной  информацией  и  руководствуется  собственными  концепциями. Поэтому  при  сведении  соседних  площадей, откартированных  разными  авторами, в  первом  приближении  «хоть  разломы  проводи  по  всем  границам  съемок». Когда  пришла  пора  Беспалову  защищать  докторскую (не  знаю, как  он  миновал  кандидатскую), вдруг  выяснилось, что  у  него  нет  диплома  о  высшем  образовании. И  пришлось  старшему  научному  сотруднику  Беспалову, крупному  геологу, имеющему  своих  квалифицированных  учеников  и  кажется  уже  лауреату, отвлекаться  на  последние  несданные  экзамены.    

 

В  58  году  на  факультет  пришел  профессор  Войновский-Кригер Константин Генрихович – коренной  ленинградец, точнее  питерец  из  служилых, а  может  и  потомственных  дворян. О  перипетиях  своей  жизни  и  своих  взглядах  К. Г.  поведал  близкому  приятелю, а  я  уже  от  него  узнал  следующее. Студентом  до  революции  он  примкнул  к  социалистам, то  ли  эсэрам, то ли  меньшевикам. В  16  году  юнцом  в  каком-то  вестнике  левого  толка  даже  тиснул  статью, в  которой  полемизировал  с  Лениным. После  революции  от  политики  отошел, сосредоточившись  на  учебе  и  работе. Но  в  28  году  К. Г.  был  арестован  как  за  собственные  грехи, так   и  за  то, что  являлся  племянником  министра  Временного  правительства, тоже  социалиста. Для  Войновского свержение  монархии  и  социальная  революция  в  России  были  необходимы  и  оправданы. Но  он  не  принимал  методы  победившей  секты. Поэтому  Сталина  он  презирал, а  Ленина – не  любил  за  то, что  тот  предал  своих – русскую  интеллигенцию. Почти  30  лет  К. Г.  провел  на  «северах», кажется,  в  Ухте, временами  сидел, но, в  основном,  был  в  положении  расконвоированного, работал  геологом. С  ним  была  семья. За  геологические  удачи  его  награждали  орденами  и  даже  позволили  обзавестись  академическими  степенями. Но  из  Ухты  не  выпускали. Только  после  20  съезда  он  смог  покинуть  место  ссылки. К. Г. решил  под  конец  жизни  погреться  и  выбрал  умеренно  жаркую  и  фруктовую  Алма-Ату. В  родной  Ленинград  он  не  вернулся, а  может  быть  и  не  дали  ему  это  сделать.

 

Я, кажется,  не  забыл  ни  одного  из  профессоров-геологов, работавших  на  факультете  в  50-е  годы. Их  число  равно  десяти.

 

                   Израильское  геологическое  интермеццо  1993  года

В этом  узле  я  упомяну  доцента  Сыздыка  Бакирова (он  был  аспирантом  или  соискателем  у  Сатпаева) – сироту, уцелевшего  в  страшный  казахстанский  голод  начала  30-х. Мне  пришлось  порыться  в  своих  компьютерных  закромах  и  отыскать  письмо  93  года  алма-атинскому  приятелю Фисенко  Алексею  Петровичу - главному  геофизику  Волковской  экспедиции, в  которой  когда-то  Анкинович  зарабатывал  свою  вторую  лауреатскую  медаль.

 

...В  середине  марта  состоялась  ежегодная  конференция  геологического  общества  Израиля. Проходила  она  в  городе  Араде, который  находится  в  северном  Негеве  над  южным  окончанием  Мертвого  моря (евреи, кстати, зовут  его  Соленым). По  мере  какого-никакого  обустройства  возникают  разные  ностальгические  ощущения. И  я  попросил  начальство  разрешить  мне  съездить  в  Арад  в  экскурсионнный  день, вторая  половина  которого  была  посвящена  стендовым  докладам.

Итак, очень  рано  утром  мы  должны  были  стартовать  на  автобусе  из  Тель-Авива  от  места, расположенного  неподалеку  от  старой  автобусной  станции (удобно -  народ  собирался  со  всего  центра  страны) и  помещения  курсов, где  довольно  большая  группа  относительно  молодых  геологов, гидрогеологов  и  геофизиков  переучивается  в  специалистов  по  охране  окружающей  среды. В  составе  нашей  русскоязычной  экскурсии  эти  уже  прилично  спе(или  спи-)вшиеся  ребята  и  девчата  составляли  большинство  и  кроме  того  несли  ответственность  за  отрезок  пути  до  Иерусалима.  Здесь  мы  сходу  попали  в  родимую  атмосферу  разгильдяйства  и  курсов  повышения  квалификации, настроя  на  развлечения  и  групповую  выпивку. Мы  кого-то  ждали, потом  кое-кто  должен  был  сбегать  за  угол  или  за  сигаретами. Словом  с  выездом  мы  задержались  на  40  минут, угодили  в  пробку  на  въезде  в  Иерусалим, заехали  не  туда, не  там  постояли, при  этом  народ  разбежался  по  отмеченным  выше  надобностям  и  даже  для  заполнения  карточек  национальной  лотереи (здесь  ее  зовут  то  “тото” , то  “лото”  с  ударением  на  первый  слог). В  конце  концов  с  опозданием  на  1.5  часа мы  подъехали  к  Гива  Царфатит (Французский  Холм), где  нас  ждал  уже  отчаявшийся  руководитель - профессор  Еврейского  университета  в  Иерусалиме  Цви  Гарфункель. С  этого  момента  все  пошло  как  следует, но  мы  кое-чего  лишились, а  кое-что  сократили.  Чтобы  закончить  и  не  возвращаться  более  к  этой  теме, сообщу , что  пикник  на  колесах  развивался, шофер  с  удивлением  оглядывался  на  звуки  раскатавшихся  по  салону  пустых  бутылок. Словом, на  стендовых  докладах  молодую  публику  я , в  общем,  не   видел .  Но  какие-то  изменения  в  т.н.  ментальности  уже  все-таки  происходят: не  отмечалось  попыток  хорового  запевания  “Мы  геологи  оба  с тобою”,  и  закусь  была   по-израильски  основательной. Впрочем  по  ходу  дела  курсанты  уславливались  отметить  в  апреле  с  еще  большим  размахом  День  Геолога ...

 

Гива  Царфатит - место  в  Израиле  очень  известное  в  последние  месяцы. Здесь  строится  дорожная  магистраль  и  страшно  необходимая  транспортная  развязка. Каждая  пядь  в  Иерусалиме  исторически, археологически  и  еще  всяко  чревата  находками.  И  есть  закон  о  строгой  инспекции  такого  рода  работ  в  Израиле.  Здесь  было  обнаружено  древнее  кладбище  приблизительно  2000-летнего  возраста, костные  останки  находились  в  каменных  гробах.  Такая  по  каким-то  параметрам  уникальная  находка  вызвала  огромный  научный , а  затем  и  общественный  интерес - экспонаты  стали  поступать  в  музеи  и  научные  учреждения  Иерусалима .  Ученые  проболтались  журналистам,  и  разразился  скандал.  Возмутились  очень  религиозные  группы  общества, т.н.  харедим (богобоязненные, а  буквально - трепещущие):  на  кладбище  должно  быть  тихо!  И , более  того, ведь  когда-то  придет  Спаситель(Машиах, по  русски - Мессия)! И  придет  он  в  Иерусалим, и  поэтому  религиозные  евреи  стремятся  быть  похороненными  именно  здесь, ибо  мертвые  должны  восстать. А  как  это  сделать , если  твои  кости  расчленили, а  гроб  демонстрируют  в  экспозиции.  Ученые  сделали  неуклюжую  попытку  выкрутиться, заявив, что  некоторые  захоронения  определенно  не  еврейские, так  что  харедим  просят  не  беспокоиться.  Те  возвысили  свою  моральную  позицию  на  еще  большую  высоту, заявив : “Евреи, неевреи - не  имеет  значения, уважайте  их  покой и  наши  религиозные  чувства”. И  не  дали  продолжить  сперва  раскопки, а  потом  и  строительство. 

                                   

                               Площадь  перед  западной  стеной  иерусалимского 

                         храма. За  спиной  автора  находится  башня  царя  Давида.

 

                                       

     Царица  Бат-Шева (Вирсавия), жена  Давида  и  мать  царя  Соломона,

       - по  Рубенсу (оцифрована  рекламка  Дрезденской галлереи)

 

Несколько  недель  можно  было  наблюдать  по телевизору  ожесточенные  схватки  пикетчиков - харедим  с  полицией  и  их  словесные( и  не  только  словесные)  перепалки  с  группами  светского  населения, которым  надоели  пробки  и  длинные  петляния  в  объезд.  Потом  был  предложен  какой-то  компромисс (не  устроивший  никого), шоссе  передвинули  на  несколько  метров, археологи  пообещали  не  расчленять  и  перезахоронять. Их  самих  стали  получше  охранять.  Скандал  переместился  на  внутренние  полосы  газет.  Но  скорее  всего - трехмесячная  передышка, последовавшая  за  высылкой  в  Ливан  руководителей  крайних  мусульман  с  территорий, прекратилась :  на  Израиль  обрушилась  новая  тяжелая  волна  террора.

Но  ко  всему  привыкаешь ... И  подъзжая  к  холму  со  срезанной  вершиной, я  предвкушал  интересный  рассказ  и  показ  на  его  беловатом  склоне .  Но  надо  было  торопиться, догонять  основную  геологическую  программу.

Спуск  из  Иерусалима  к  северной  части   Мертвого  моря  по  “меандрирующей”  дороге  не  длиннее  30  км.  При  этом  перепад  высот  порядка  1300 м (Иерусалим 900, озеро -        -400).  Для  алма-атинца  это  не  бог  весть  что (только  от  аэропорта  до  Медео  на  таком  же,  примерно,  расстоянии  набегает  больше  километра  перепада), но  не  в  этом  суть.  Ала-Тау  в  виду  Алма-Аты  живописны, лесисты, снежны, много  выше, гранитны и - не  могу  найти  точного  слова - покойны  что-ли. Иудейские  горы  серые, мрачные  и  тревожные. Магматизма  не  видать, и  если  говорят  об  интрузии,  имеют  ввиду  интрузию  местной  кайнозойской  соли.

На  берегу  у  кромки  арбузного  поля  Гарфункель  провел  первый  т.с.  региональный  и  исторический  обзор :  от  уровня  озера  и  до  горного  окаймления  можно  видеть  разного  рода  геологические  свидетельства  за, примерно, 100  тысяч  новейших  лет - осадки, как  результат  сноса  и  переотложения, складчатую  и  разломную  деятельность, несогласия - и  все  такое  молодое.

Затем  мы  двинулись  к  югу  и  прошли  приблизившимся  к  берегу  вади(ущельем)  к  гелогическим  картинкам  как  из  учебника.  Новейшая  история  Иорданской  долины  довольно  бурная : климатические  изменения (уровень  озера  поднимался  от  современного  по  меньшей  мере  на  200  м  и  опускался  ниже  нынешнего), сейсмическая  активность - за  последние  4-5  тысяч  лет   имеются  уже  и  письменные  свидетельства. По  контрасту  и  сходным  чертам  я  вспомнил  пустынный  Саяк  в  Прибалхашье, чья  бурная  геологическая  история  завершилась  в  пермо-триасе  и  за    100  миллионов  лет  там  не  изменилось  ничего.

                      

                Курорт  на  Мертвом  море. Пресная  купальня  отеля  «Хайат»

                  (виден  за  пальмами). В  Алма-Ате  сети  отелей  Хайат 

                          принадлежит  гостиница  «Алма-Ата»

 

Мне  очень  понравился  наш  экскурсовод - что-то  среднее  между  Кушевым  и  Шлыгиным   в  их  50-летнюю  пору. Уроженец  Страны, в  семье  которого  когда-то говорили  по-русски, сейчас  восстановил  язык  и  даже  его  профессиональную  часть.

И  еще  на  этих  берегах  я  вспомнил  толковый  доклад  Сыздыка  Бакирова  на  одной  из  факультетских  конференций. Он  оперировал, помнится  мне, количественными  параметрами  сноса  и  переотложения  на  территории  Казахстана  и  опирался, в  числе  прочих, на  работы  израильских(в  семидесятые-то  годы!)  ученых  по  этому  району.

Еще  десяток-другой  километров  к  югу  и  у  берега  мелководной  части  озера  мылицезреем  знаменитый  Сдом(вот  именно, который  Содом  и  Гомора) - соляную  кайнозойскую  гору, “проинтрузившую”  до  света  белого.  Рассуждая  в  прошлом  о  разных  там  Карачаганаках  и  Сухоречках  в  Прикаспии, мог  ли  я  помыслить, что  побываю  внутри  купола( в  карстовой  пещере). Свод  высокой  пещеры  имеет  отверстие, и  она  хорошо  освещается дневным  светилом.  По  стенкам  можно  разглядеть  несолевые  включения, слоистость  и  складки. Соль  не  такая  уж  однородная...

А  потом  мы  поднялись  в  Арад, и  там  я  повидался  со  знакомыми  из    Советского  Союза (на  иврите  всегда  добавляют  “лешеавар” - который  в  прошлом) ...

 

Ноябрь 2003

                                   Продолжение: см. часть 2